Список форумов 49 пехотная дивизия


49 пехотная дивизия

Форум уральских военных реконструкторов
 
 FAQFAQ   ПоискПоиск   ПользователиПользователи   ГруппыГруппы   РегистрацияРегистрация 
 ПрофильПрофиль   Войти и проверить личные сообщенияВойти и проверить личные сообщения   ВходВход 

Военно-историческое объединение
Служба А.С. Грина в Оровайском резервном батальоне

 
Начать новую тему   Ответить на тему    Список форумов 49 пехотная дивизия -> 195 пехотный Оровайский полк
Предыдущая тема :: Следующая тема  
Автор Сообщение
Александр I



Репутация: +5    

Зарегистрирован: 02.10.2008
Сообщения: 2922
Откуда: Екатеринбург

СообщениеДобавлено: Пт Дек 27, 2013 10:53 pm    Заголовок сообщения: Служба А.С. Грина в Оровайском резервном батальоне Ответить с цитатой  

В дополнение к сообщению Е.П. Алексеева на позапрошлом заседании клуба о служба знаменитого впоследствии писателя А.С. Грина в Оровайском резервном батальоне, выкладываю отрывок из книги В. Сандлера "Вокруг Александра Грина. Жизнь Грина в письмах и документах".
(Материал выпладывается специально для Д. Тарасова)

Солдат

Потом были новые дороги, попытки найти в жизни своё, настоящее место и, наконец, добровольная служба и армии (по законам Российской империи, как первый ребенок, он не подлежал воинской повинности). Отец был рад такому решению: он надеялся, что суровая армейская дисциплина сделает из сына человека. В том, что Александр не мог по-настоящему устроиться, отец видел единственно его неумение подчиняться существующим порядкам.
«Меня отдали в солдаты, причем, так как я не выходил в объеме груди на 1/4 вершка, отложили прием на март следующего года. Затем канцелярия воинского начальника всосала меня своими безукоризненными жабрами, и я поехал среди других таких же отсрочников в город Пензу, через Челябинск и т. д.» (рассказ «Тюремная сторона»).
Кругом стояли занесенные снегом леса. Тишину их будил только пронзительный свисток паровоза. Грим смотрел на белую пелену снега, рваные клочья дыма, относимые назад, вслушивался в стук колес. «Ну что такое ружье? Девять фунтов, — думал он. — В стрельбе и не подведу. Зато всегда буду сыт и одет». Он так устал (и постоянного недоедания, от жизни кое-где и кое-как.
Но уже в первые «два-три дня приемки, разбивки, выдачи мундиров, заплатанных и перезаплатанных» его охвтило чувство глухой враждебности. Если бы его спросили о причине неудовольствия, он, вероятнее всего, не смог бы ответить толково и обстоятельно. Что-то сковывало его здесь, но это «что-то» было пока еще не ясноо для него самого. Простым деревенским парням, приехавшим с ним, явно нравилась солдатская форма, которую они видели на старых служаках и которую им предстояло надеть вскоре, после присяги. Ему же всё это было безразлично. Он уже успел поездить по свету, насмотрелся на разных людей и их обычаи.
Он ни перед кем не заискивал и искренне удивлялся, почему новички «со сладострастием угодливости работали щетками», чистя фельдфебелю сапоги, почему вообще надо льстить, изгибаться и трепетать даже перед мелким начальством?
«Как человек бывалый и развитой» Грин «быстро усвоил всю несложную мудрость шагистики и вывертывания носков, съедания начальства глазами, ружейный механизм и — так называемую „словесность"». Он привык быть себе хозяином, спать и есть, когда захочется, привык быть несвязанным. Здесь же он был заперт в четырех стенах казармы и все его желания и потребности натыкались на «пожелания» начальства. Он понял, что царская армия закабаляет человеческое «я», и с этим примириться никогда не мог.

«Моя служба прошла под знаком беспрерывного и неистового бунта против насилия. Мечты отца о том, что дисциплина «сделает меня человеком», не сбылись. При малейшей попытке заставить меня чистить фельдфебелю сапоги, или посыпать опилками пол казармы (кстати сказать — очень чистой), или не в очереди дневалить, я подымал такие скандалы, что не однажды ставили вопрос о дисциплинарных взысканиях. Рассердясь за что-то, фельдфебель ударил меня пряжкой ремня по плечу. Я немедленно пошел в «околодок» (врачебный пункт), и по моей жалобе этому фельдфебелю врач сделал выговор. На исповеди я сказал священнику, что «сомневаюсь в бытии бога», и мне назначили епитимью: ходить: в церковь два раза в день, а священник, против таинства исповеди, сообщил о моих словах ротному командиру.
Командир был хороший человек—пожилой, пьяница и жулик, кое-что брал из солдатского порциона, но он был хороший человек. Он скоро повесился на поясном ремне, когда его привлекли к суду.
Был я очень удивлен, когда взвод наш по приказанию ротного командира был выстроен в казарме и ротный произнес речь: «Братцы, вы знаете, что есть враги отечества и престола; среди нас есть такие же, опасайтесь их", - и т. д. — и грозно посматривал на меня. Но что в этом? Грустно мне было слушать эти слова...
Лагерные занятия прошли хорошо. (Между прочим, и брал в городской библиотеке книги; однажды к моей постели подошел взводный, развернул том Шиллера и, играя ногами, зевая, грозно щурясь, ушел.) Я был стрелком первого разряда (в послужном списке Грин числится стрелком третьего разряда). „Хороший ты стрелок, Гриневский,— говорил мне ротный, — а плохой ты солдат"».
Грин рассказал жене, что из десяти месяцев службы и армии три с половиной он провел в карцере, на хлебе и воде. В ноябре 1902 года Грин бежал из армии.
Уже после ареста Грина, в Севастополе, в 1903 году, командир полка, направляя документы о беглом солдате начальнику севастопольской жандармской команды, нашёл нужным «присовокупить»:
«Уведомляю ваше высокоблагородие, что рядовой Александр Гриневский, сын дворянина Вятской губернии, действительно служил в командуемом мною полку (бывшем батальоне) с 18 марта по 28 ноября 1902 года, когда и был исключен из списков бежавшим: причина побега, очевидно, нравственная испорченность и желание уклониться от службы.
...Приметы Гриневского... рост 2 аршина 7 7/8 вершка, волосы русые, глаза серые, взгляд коих угрюмый; лицо продолговатое, чистое, нос с горбинкой, рот и подбородок умеренные, усы чуть пробивались...".
Если после столь суровой аттестации мы заглянем в выписку из журнала взысканий и воспримем всё как есть, в "чистом" виде, без "посторонних" свидетельство, то "нравственная испорченность" Грина, на которой настаивает командир Оровайского полка, станет непреложным фактом.
Но едва мы попробуем "совместить" эти записи с общим фоном эпохи и порядками, царившими в армии, картина разительно меняется.
В армии Грин попал в среду, где самым заурядным явлением было садистское издевательство над более слабым, где начальство всячески поощряло донос, желаение выслужиться, где из людей настойчиво и планомерно выбивали, вытравливали всё человеческое, превращыя их в бездумные автоматы, готовые по первому сигналу «резать, грабить, жечь».
В сохранившемся «Послужном списке» солдата Александра Гриневского говорится:
«1902 год. Март, 18-го: зачислен в батальон рядовым. Июль, 8-го: исключен из списков батальона бежавшим. Июль, 17-го: зачислен в списки батальона из бегов. Июль, 28-го: предан суду. Ноябрь, 28-го: исключен из списков батальона бежавшим».

В графе «Подвергался ли наказаниям и взысканиям» записано:
«По приговору батальонного суда, учрежденного при 213 Оровайском рез. батальоне, состоявшемся 7 августа 1902 г., за самовольную отлучку и покинутие мундирной одежды в месте, не предназначенном ее хранению, и за промотание мундирной одежды и амуничных вещей, выдержан под арестом на хлебе и воде три недели без перевода в разряд штрафников».
После ареста Грина в Севастополе жандармы послали карточку Гриневского пензенским «однополчанам» с просьбой произвести дознание среди командного состава и нижних чинов Оровайского батальона.
Ответы сослуживцев Грина стереотипны, поэтому я приведу только показание, данное ефрейтором Дмитрием Петровичем Пиконовым, которое, как мне показалось, по крайней мере одной, совершенно художественной деталью (деталь: об отношении Грина к Оровайскому батальону!) выделяет их из общей массы. Пиконов говорит:
«В предъявляемой мне фотографической карточке я признаю Александра Степанова Гриневского, бывшего со мной в одном взводе; который в 1902 году служил в первой роте и в первом взводе рядовым около года и затем бежал из батальона приблизительно в последних числах октября или же в первых числах ноября месяца и после того разыскан не был. За время служения в батальоне Александр Гриневский вел себя скверно и совершил несколько серьезных выходок, из которых помню одну: когда нашу роту повели в баню, Гриневский разделся... повесил на полку свои кальсоны и объявил, что это знамя Оровайского батальона. Гриневский всегда ослушивался начальства и был за это часто подвергаем дисциплинарным взысканиям. Гриневский происходил из дворян, был отлично грамотен, читал очень много книг, которые брал у вольноопределяющихся, фельдшера и даже, с разрешения начальства, брал их из городской библиотеки, но все книги были хорошие, так как осматривались начальством...
Фамилии вольноопределяющихся и фельдшера, которые давали Гриневскому книги для чтения, я не помню. Гриневский против царя или же против устройства государства ничего не говорил».
За время службы в Оровайском батальоне Грин познакомился с подпольщиками. Пропаганду в Пензе вели как социал-демократы, так и эсеры. Причем в Оровайском батальоне пропаганду вели только эсеры. Программа эсеров была мелкобуржуазной и авантюрной. История давно вынесла эсерам свой окончательный приговор. Однако эсеры имели значительное влияние на крестьянство, и В. И. Ленин и ленинцы, ведя беспощадную идейную войну с эсерами и эсеровщиной, считали допустимыми временные соглашения с ними в некоторых случаях, для совместной общей борьбы с царизмом. На баррикадах первой русской революции социал-демократы и эсеры сражались рука об руку.
Грин в «Тюремной старине» (я цитировал его слова) очень точно определяет стихийность своей тяги к революционерам, ибо для пего, испытавшего «углы и ямы расейской азиатчины», самым важным в тот период Оыло открытие, что с ненавистным строем можно бороться. Позже мы увидим, что Грин, работавший под руководством видных эсеров Быховского и Слетова, будет
одновременно с одинаковым темпераментом проповедовать идеи как эсеров, так и социал-демократов.
Шел 1902 год, начинался 1903-й, первые признаки Надвигающейся революции были уже налицо. Буржуазно-демократический характер революции, писал В. И. Ленин, "неизбежно ведёт и будет вести к росту и умножению самых разнообразных боевых элементов, выражающих интересы самых различных слоёв народа, готовых к решительной борьбе, страсно преданных делу свободы, готовых принести все жертвы этому делу, но не разбирающихся и не способных разобраться в историческом значении происходящей революции, в классовом содержании её". Таких людей В. И. Ленин называл "беспартийными революционерами". По-видимому, Грина мы должны отнести именно к этой категории революционеров.
Эсеры помогли Грину бежать из армии. Вот как это произошло.
«27 ноября, — докладывал по начальству унтер-офицер Мирошниченко, — часов около 10 утра Гриневский заявил, что у него не имеется кисти для письма суворовских изречений, каковые он должен был писать по приказанию ротного командира. Я доложил об этом его высокоблагородию ротному командиру, который велел дать Гриневскому денег и послать купить кисть. После обеда, около 2-х часов пополудни, Гриневский явился <ко> мне и, получив от меня 5 коп. денег, ушел в город. На Гриневском были: шинель 2-го срока, башлык, барашковая шапка, пояс, мундир и шаровары третьего срока, сапоги на нем были после умершего нижнего чина нашей роты Козьмы Гордиенко, данные Гриневскому для носки ротным командиром. Затем Гриневский ушел в город и больше не возвращался».
О том, что было дальше, рассказывает старый пензенец Алексей Архипович Морозов (воспоминания его записал и прислал мне Е. В. Колеганов):
«Алексею Архиповичу было в то время пятнадцать. Его старший брат Григорий, служивший телеграфистом на железной дороге, был связан с пензенским революционным подпольем. Несмотря на разницу в восемь лет, братья дружили, и старший охотно поверял младшему свои мысли и дела.

Глухой осенью 1902 года (или уже выпал снег, — Алексей Архипович точно не помнит), вечером, старший брат сказал, что сегодня из расквартированной в Пензе воинской части Оровайского батальона должен бежать один солдат, который зайдет сюда, к нам, и которому, по просьбе товарищей, надо помочь скрыться. Братья плотно занавесили окна и стали ждать.
Алексей Архипович рассказывает:
— Поздний вечер. Вся наша семья в сборе. Комната тускло освещена керосиновой лампой. На столе кипит самовар. В дверь кто-то постучал. Мать открыла дверь, и из кухни послышался ее голос: «Дома, дома, дома... И Гришенька дома». В комнату вошел солдат. Это и был Гриневский. При свете маленькой керосиновой лампы я не разглядел, во всяком случае не запомнил, лицо, рост этого солдата и как он был одет и обут. Его стали угощать чаем. Но солдату не сиделось на месте. То ли торопясь, то ли стесняясь и волнуясь, он стал посреди комнаты, затем достал из кармана письмо и подал его брату. Брат прочёл и вышел в соседнюю комнату. Там в углу стоял маленький столик с керосиновой лампой. Я вошёл вслед за братом, Гриневский остановился в дверях. Брат зажёг лампу, а когда она разгорелась, приложил письмо к стеклу. Бумага слегка потемнела, и не ней между строк письма выступили строчки цифр. Это было конспиративное зашифрованное письмо, написанное так назыаемыми симпатическими чернилами. Брат открыл какую-то книгу. Он глядел то в книгу, то на цифры письма и в то же время писал карандашом буквы на листе бумаги.
Я с жадным интересом смотрел на письма и на руки брата. Я уже не помню содержания письма, но о том, что в нём было написано, нетрудно догадаться. Оно подтверждало, что предъявивший его - действительно тот солдат, которому надо помочь скрыться из Пензы. Кончив расшифровку, брат снял с лампы стекло, сжёг письмо и сказал: "Добре!".
Брат не тянул время. Он спешил. Но спешил спокойно, уверенно, без суеты. Гриневскому надо было уехать как можно скорее. Его побег из батальона вот-вот мог обнаружиться, и на улицах и на вокзалах могли появиться патрули. Паспорта брат Гриневскому не давал. Об этом, видимо, позаботились те, кто его присла. Григорий подал Гриневскому заранее припасённое пальто, оказавшееся ему явно коротким. Это осталось в памяти, может быть, потому, что пальто носили в те времена длинные. И ещё мой брат дал Гриневскому железнодорожный билет. Солдату оставалось только сесть в поезд, пробыв на вокзале минимум времени. Ясно, чётко помню, как брат сказал, что билет в Саратов".
http://grinworld.org/memories/memories_16_11.htm

_________________
We took our chanst among the Khyber 'ills,
The Boers knocked us silly at a mile,
The Burman give us Irriwaddy chills,
An' a Zulu impi dished us up in style.
R. Kipling
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение Посетить сайт автора
Показать сообщения:   
Начать новую тему   Ответить на тему    Список форумов 49 пехотная дивизия -> 195 пехотный Оровайский полк Часовой пояс: GMT + 6
Страница 1 из 1

Перейти:  

Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете голосовать в опросах

Военно-историческое объединение


Powered by phpBB © 2001 phpBB Group
Вы можете бесплатно создать форум на MyBB2.ru, RSS

Chronicles phpBB2 theme by Jakob Persson (http://www.eddingschronicles.com). Stone textures by Patty Herford.